Паломничество без определенных намерений

Джон НЭШ: «Задача решена в тот момент, когда поставлена»

Я познакомился с Джоном Нэшем за месяц до его гибели в автокатастрофе.

Вышло это случайно. Я знал, конечно, что он живет в Нью-Джерси и работает в Принстоне, но сам никогда бы не отважился к нему приблизиться. В конце апреля мы небольшой компанией собрались в одном русско-американском доме, в гостях у Татьяны Поповой и ее мужа, Шелдона Старджеса, издателя и журналиста. Оказалось, что неподалеку российские документалисты Екатерина Еременко и Павел Костомаров снимают по заказу немецкого телевидения фильм о Джоне Нэше, том самом, главном герое «Игр разума». Нэш снимался весь день — то есть разговаривал, обедал, гулял по городу — и устал, конечно, потому что ему 87. Но, когда я, замирая, спросил: а не заедут ли они все вместе к нам сюда, ведь ехать пять минут, — он и его жена Алисия неожиданно согласились.

Это был шок, конечно. Я очень люблю «Игры разума», они же «A Beautiful Mind», это одна из самых красивых и трогательных историй безумия, выздоровления, открытия, славы, ненужности, одиночества — вообще всего, что сопряжено с настоящим интеллектуальным трудом и вынужденным аутизмом гения. И хотя подлинная история Нэша не имеет почти ничего общего с сюжетом картины (кроме названий нескольких работ, которые, собственно, и принесли ему раннюю славу) — мне жутко интересно было увидеть человека, которого студенты прозвали Фантомом; автора загадочных писем, непостижимых схем, ищущего закономерности, как у Набокова в «Условных знаках», в случайных и несистематизируемых вещах. Легенда же! Абель по математике и Нобель по экономике! Я никогда, конечно, не пойму того, что он делает, но вдруг он что-то такое скажет, что мне сразу все объяснит?

Для хозяев визит Нэша, да еще со столь же легендарной Алисией, с которой он то разводился, то сходился, — тоже был большим сюрпризом. Никто не знал, как себя вести. Все знали, что это, впрочем, не имеет большого значения, поскольку Нэш все время погружен в себя и на людей реагирует слабо. Правда, ему очень нравится Катя Еременко. Но пойди пойми, что в его жизни значит «нравится». Может, просто она его меньше всех раздражает.
( Read more... )

Маркес. Сделать то, что сделал он для Латинской Америки, у нас некому

Когда мы, наконец, осмелились войти, переступив через груды разбросанного там и сям камуфляжа, купленного в ближайшем военторге, потому что регулярная армия давно бежала в офшоры и краснокирпичные стены неуверенно защищала нерегулярная, лишенная даже того незначительного и зыбкого сознания своей правоты, которым еще обладал так называемый отряд особого назначения; когда, предводительствуемые остатками свиты — «Я знаю, где что лежит! я все покажу, я проведу вас прямо к нему, но только умоляю, запомните, как меня зовут, и скажите всем, что это именно я вас провел»; когда, наступая на золотые батоны и платиновые бюсты лобастого очкастого чекиста с давно забытой фамилией, мы шли по заплесневелому паркету, а в наши ряды стремительно вливались его бывшие доверенные лица с фамилиями, больше похожими на заклинания для вызова очистительной рвоты, а наше шествие в прямой трансляции сопровождалось радостной истерикой его ведущих пропагандистов, чьи сморщенные лица давно были прикрыты пластмассовыми масками, чтобы ничто в стране не напоминало о старости, но сегодня они сорвали маски, и всей стране предстали пергаментные лица с кровавыми пятнами язв и гнойными струпьями на веках; когда из пыточных казематов выползали на четвереньках не верящие своему освобождению узники, привычно лобзающие руки освободителей, как еще вчера лобзали они руку тюремщика, кидавшего им заплесневелый хлеб, а кто-то из выпускаемых надрывно кричало: «Не верьте им, это провокация!», когда Север, Юг, Восток и Запад наперегонки отламывались от скукожившегося Центра, забыв вчерашние клятвы о небывалой монолитности, и наперебой умоляли соседей принять их под свою щедрую длань, проклиная в ответ Большого брата, угнетавшего их национальную и территориальную идентичность, как будто не они вчера умоляли его укрепить монолит и грозили растоптать недостаточно лояльных представителей коренного населения; когда рабы, торчавшие по кухням и пережевывавшие все одни и те же позавчерашние огрызки и слова, начинали припоминать друг другу, когда и в чем сосед поддался напору и сподличал, в чем уступил и где не устоял; когда гипсовые и восковые плоды на выставке побед народного хозяйства вдруг запахли живой гнилью и потекли разноцветными зловонными потоками по улице бывшего Красного Октября, бывшей Монархической, бывшей Преполовенской, бывшей Кучукханской, бывшей Растеряевой, бывшей Маши Потеряевой, — тогда мы наконец вошли в его огромный кабинет, больше похожий на поле для его любимой игры в мяч, победителей в которой всегда скармливали хищникам, чтобы они не слишком загордились, и принялись обшаривать шкафы и пыльные пространства под столами и стульями в надежде увидеть, где же он все-таки затаился, но не нашли ничего, потому что его никогда не было и все мы это знали, давая имя и очертания собственному страху, собственной мерзости, собственному нежеланию задуматься о своей судьбе, ибо единственное, что мы умели, это устраняться от ее решения, вечно переваливая все на кого угодно, пока не дотерпели до того, что род наш, обреченный на семьсот лет особого пути, выродился в кишащий вредными насекомыми зловонный зверинец.

Так он написал бы, если бы родился здесь.

Подражать ему легко и приятно.

Сделать то, что сделал он для Латинской Америки, у нас некому.

Будем же вечно любить хоть его, раз сами мы, начав изображать себя, от гнева и презрения немедленно переходим к сентиментальному умилению.

Дмитрий Быков: Русский тормоз

На прошлой неделе, рассказывая читателю о новой тенденции в мировой детской литературе, я обещал дать собственный ответ — почему такая литература немыслима сегодня в России и почему в ней вообще на всех этажах присутствует установка на бездарность, переходящую в абсурд. Это не просто тенденция, но важный социальный закон.

Применительно к сегодняшней России — смотришь ли трейлер «Вия», читаешь ли мейнстримную прозу, знакомишься ли с законотворческими инициативами, — все время хочется повторить слова Годунова-Чердынцева (еще лет пять назад не надо было бы напоминать, что это герой Набокова, но сегодня, боюсь, придется): «Вдруг ему стало обидно — отчего это в России все сделалось таким плохоньким, корявым, серым, как она могла так оболваниться и притупиться?» Даже в семидесятые годы, когда советский официоз неутомимо уродовал тут все живое, — страна оставалась бесконечно больше и сложней этого официоза; уровень ее культуры и общественной мысли определял не он, в тогдашней России — представить немыслимо! — одновременно работали Тарковский, Шукшин (кстати, однокурсники), Высоцкий, Стругацкие, Окуджава, Трифонов, Аксенов, Авербах, Мамардашвили, Гефтер, Ильенков; все они страдали под прессингом цензуры — и все-таки лицо страны определялось ими, а не Георгием Марковым или Юрием Озеровым. Замечу, что на фоне сегодняшней госкультуры, пропагандируемой газетой «Культура», Марков и Озеров выглядят мегапрофессионалами.
( Read more... )

Вадим Абдрашитов: Когда цена на нефть упадет, дубина начнет гвоздить кого попало, а монстры-властители улетят на другой конец света

Вадим Абдрашитов, один из последних учеников Михаила Ромма, отметит в этом году довольно грустный юбилей. Ровно 10 лет назад вышла последняя картина знаменитого тандема Абдрашитов – Миндадзе «Магнитные бури».

Абдрашитов сегодня преподает, руководит студией «Арк-фильм» и ищет деньги на дорогой проект, задуманный еще пять лет назад.

– Можно узнать что-то об этом вашем проекте?
– Не знаю, имеет ли смысл... Это чистое кино, идея, невозможная ни в каком другом искусстве, и в пересказе она вряд ли вас увлечет. Это о странном, хоть и очевидном парадоксе: нормальная температура у человека сто лет назад все равно была 36,6 °С. И тысячу лет назад. И у древних греков. Матери точно так же рассказывали друг другу о болезнях детей, а мужчины – о любовницах. Сюжет в картине самый простой: у детского врача заболела дочь, но в кадре одновременно должно присутствовать несколько времен.
( Read more... )

Сергей Доренко: 70% россиян - страшный оскал пригородной электрички, люди с утраченными представлениями о добре, зле, милосердии и законе

На «Русскую службу новостей» пришел Арам Габрелянов. Сергей Доренко, ведущий утренней программы «Подъем» и вообще главный голос РСН, немедленно заявил, что через две-три недели покинет студию, чтобы создать собственное радио.

Доренко интересен вне зависимости от того, согласны вы с ним или нет. Сам он о своей способности притягивать чужое внимание когда-то сказал очень точно: «Я увеличиваю количество любви в мире. Одни любят меня, другие любят меня ненавидеть». Так что его мнение о ситуации интересно даже безотносительно от всех этих радийных пертурбаций.

( Read more... )

Дмитрий Быков: Как России спасти свою свободу | Собеседник.ру

В последнее время все чаще раздаются разговоры о том, что российский народ не любит свободы и не нуждается в ней. Это, по-моему, ужасная глупость. Напротив, российский народ любит свободу до такой степени, что не должен никому и не поддерживает никого – политическая борьба как раз отвлекает его от свободы. Он свободен, как зритель в театре.

Никогда российский народ не только не делал своей истории, но и по-настоящему не участвовал в ней. Гражданская война 1917–1922 гг. затронула, по одним мнениям, 10, а по другим – 20 процентов российского населения. Большая часть выживала, терпела и наблюдала. Прочие политические катаклизмы вовлекали в свою орбиту максимум 5 процентов населения – война не в счет, это дело внешнее, от мобилизации не больно отвертишься.

Российская свобода – это не свобода от власти, не закон, не гарантии прав; это иное, может, низшее, а может, и высшее понимание свободы, и состоит оно в тотальном, полном отделении от государственной жизни. Россия велика, обильна и щеляста. Огромность ее территории – следствие разбегания народа от центральной власти, и бежали они с авангардом своим – вольным казачеством – на все четыре стороны, пока не уперлись в океаны либо в Тибет.

В России всегда можно разойтись, спрятаться, обустроить личное пространство – государство живет в этом зеленом море, как остров, и до известного момента может воротить что угодно. После известного момента в нем производят косметические изменения, и все возобновляется. Очень может быть, что это и есть настоящая свобода; во всяком случае, любые попытки ее отнять – насадить просвещение, ввести минимальные политические обязанности, отрегулировать жизнь по закону или хотя бы логике – встречают тут ожесточенное сопротивление; одолеть эту инертность не удалось ни Петру, ни Ленину, ни Востоку, ни Западу.

Такое государственное – и общественное – устройство по-своему логично, поскольку в мировом разделении труда у всех свои функции, и российские очень важны. Россия – основа всемирного баланса, гигантский тормоз, нечто вроде «улавливающего тупика» в горах – машина, теряя управление, может туда уехать, затормозиться и тем спастись. Россия уловила и уничтожила несколько чрезвычайно опасных орд, погубила несколько смертоносных идей, растворила и абсорбировала бессчетное количество пришельцев – но чтобы такая огромная система и впредь могла работать, она должна оставаться аморфной. То есть в ней должно быть несколько населений с разными системами ценностей, отделенная от народа власть, огромное количество циничного чиновничества и никаких законов. Только в таком виде Россия останется гигантской губкой, которая все впитывает и все губит.

Сейчас эта роль как будто меняется – во всяком случае, в России завелось критическое количество людей, которые хотели бы жить иначе. Хватит ли этих людей для коренных перемен – посмотрим, но их понимание свободы пока отнюдь не преобладает.

Дмитрий Быков: Реактивный класс
Почему именно взбунтовался российский средний класс, в котором полно было представителей и высшего, и нижнего этажей? Потому что рокировка 24 сентября и махинации на выборах в Госдуму показали не столько наглость власти, сколько ее слабость: сильная власть не боится ротации и не прибегает к таким клоунадам, как вся эта выборная вакханалия с отсеиванием всех сколько-нибудь приемлемых альтернатив. Когда русская политика окончательно превратилась в скорбный цирк, началась серия митингов, на которых все делалось само и совершенно случайно.

Навальный: Из принципа
Ну а последней каплей для меня стали наши екатеринбургские друзья Волков и Крашенинников, которые с успехом двигали в своём городе кампанию "Голосуй за любую партию против Единой России", сначала радовались от того, что по Е-бургу у едросов всего 25%, а потом начали проклинать Москву и москвичей от того, что у нас 46% и все их успехи пошли на смарку, не дав результата.

В Екатеринбурге и Новосибирске граждане смогли защитить свои голоса, а в Москве нет.
...
Я, кстати, тогда первый раз понял, что вообще это за люди вокруг и откуда они взялись.
Наблюдатели.
5 декабря были митинг и шествие рассерженных наблюдателей. Они составили ядро собравшихся. Потом даже из оказавшихся в спецприёмнике со мной процентов 70 были наблюдатели.
Пришли на митинг, потому что их с участков вышвырнули, а утром на сайте ЦИКа они увидели, что их участок дал "Единой России" 60-70%
...
Завершая этот душераздирающий пост и оглядываясь назад я хочу ещё раз поблагодарить всех, кто поддержал кампанию "Голосуй за любую партию против Партии Жуликов и Воров".

Кто работал. Принимал участие во всех этих наших дурацких конкурсах листовок или песен, а потом распространял эти листовки и песни.
Кто делал это несмотря на безнадёгу осени 2011 и без оглядки на вечно преследующее нас нытьё из серии "ой, ну снова начали свою шарманку про ПЖиВ. Это уже неинтересно и две недели как немодно. Давайте лучше все повесим картинку со смешной козой-гитаристом. Это сейчас тренд и собирает лайки".

И конечно тех, кто пошёл наблюдателем, а потом 5-го оказался на Чистых Прудах.
Кто шестого оказался на Манежке и был бит, но не испугался
Кто десятого из принципа вышел на улицу и подарил сам себе немного воодушевления.

---

NewTimes.ru Декабрь 2011-гоПолный текст

Дмитрий Быков: Подражание Бродскому

В России Бог живет не по углам, как думают агенты чуждых станов. Тут взорванный восстановили храм, тут Бога защищает Залдостанов — крутой Хирург, глава «Ночных волков», чья гордая эмблема — хищник серый, а пиетет пред Путиным таков, что, кажется, уже граничит с верой.

Ни обкурившись, ни упившись в хлам, я не могу понять такого Бога. Его склоняют по таким углам, куда и черту лазить — чести много. За Бога тут нацист, «нашист», масон, специалист по чарам и по чакрам, Михайлов Стас и радио «Шансон», весь криминал и — страшно молвить — Чаплин, носители таких кромешных пург, что прихожане в страхе обмирают. Такому Богу нравится Хирург. Ему приносят в жертву Pussy Riot. Он любит дураков, а к умным строг. Он к милосердью вовсе не пригоден. Я не хочу кощунства: это Бог, но, вероятно, Велес или Один, а может, Марс, античный бог войны, а может быть, иной давнишний идол, которому с рожденья все должны, хотя никто в глаза его не видел. Он хочет жертв. Он любит ратный строй. Он требует смириться и ужаться. Внутри он исключительно пустой, но выглядит загадочно ужасно. Мы все пред ним не стоим ничего, он скучный бог кочевников и ханов — воинственное с понтом божество, какому служат Дугин и Проханов. Он кулаки от ярости грызет, он сам себя сжирает понемногу — и раз его друзьям пока везет, он с ними, да. Не с нами же, ей-Богу.

Дмитрий Быков: У народа нет терпения, а у властей - стыда

Самое странное и страшное сегодня в городе Крымске (расположен между Краснодаром и Новороссийском, население на 2010 г. 56 тысяч человек) – наглядная агитация и вывески. Стенд «Крымск – город безопасности» напротив ОВД. Бар «Атлантида». Плакат «Закон ребята в Крымске знают – слишком поздно не гуляют» (все это на фоне ночного, почти обесточенного города). А всего страшней надписи на фурах разрушенного гипермаркета «Магнит»: «Самые дешевые цены». В этих фурах к моргу подвозят трупы. И действительно, человеческая жизнь в этих краях стоит не больно-то дорого

Меньше всего хочется делать из трагедии повод для политических разборок. Но не мы ведь это делаем! «Если б они не врали, – повторяет 67-летняя Ганна Савенко, которая не успела получить жилье еще после наводнения 2002 года – до сих пор судится и жалуется. – Если б не врали, было бы легче. Но они боятся всего и врут постоянно! Помощь ведь пришла только в десять утра, ко многим и позже. А оповещение – только в пять утра, тогда завыла сирена на консервном заводе. А до того вообще ведь ничего!» Муж Ганны, Михаил, передвигается теперь на костылях – поранил ногу, выбивая стекло и помогая жене выбраться на крышу. Жилье было съемное – своего так и ждут.

– Да все как в Ленске, – говорит он. – Топят всех, кто не нужен.

Переубеждать пострадавших бесполезно, да и некому. На ступеньках центра «Русь» стоит главный психиатр Минздрава Зураб Кекелидзе. Рядом с ним кто-то из мэрии – ни имени, ни чина узнать не удается. Он повторяет одно и то же: будут компенсации. «Я никого из них не могу вытащить к людям, – тихо говорит Кекелидзе. – Ведь разработали, сказали им все, что надо говорить… А они отвечают: не пойдем. Считайте, что мы уже не начальники. Они все уже считают себя уволенными, у них есть информация».


( Read more... )