В присутствии Бродского
2015-05-27 15:01![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
dr_jekyll44В присутствии Бродского
Документальный фильм как глоток воздуха.
Самое удивительное в фильме «Бродский не поэт» то, что он вообще вышел в свет. Особенно в день, отмеченный юбилеем Михаила Шолохова (оба нобелевских лауреата родились 24 мая) и праздником славянской письменности. Поэт, придавленный в эфире двумя этими мощными духовными скрепами, был обречен на забвение. Но случился скрежет дисгармонии. Бродский легко обошел Шолохова вместе с письменностью. Фильм о нем стал событием не только этого дня — всего последнего бессобытийного времени.
Каким-то непостижимым образом люди и обстоятельства сошлись в одной точке. Николай Картозия, гендиректор телеканала «Пятница» (в девичестве MTV). Антон Желнов, корреспондент «Дождя». 75-летний Бродский, перпендикулярный сюжету нашего, как, впрочем, и любого другого существования. Первый канал, измученный противостоянием с Украиной. Лучшее воскресное время, традиционно отданное лучшим поэтам от пропаганды. В высшей степени непопулярная задача показать становление человека мира — отсчет фильма начинается с июня 1972-го, когда Иосиф Александрович навсегда уезжает из России.
Одним словом, фильм воспринимается как оппозиционный акт.
Уже сама его география звучит тревожно: Энн-Арбор, Массачусетс, Вашингтон, Нью-Йорк, Венеция, Рим, Стокгольм, Финляндия, Англия. Он оппозиционен не только идеологическому пространству, но и художественному. Причем попадание в идеологический контекст, который морок и мрак, — это уж точно не заслуга авторов. Вряд ли они рассчитывали на то, что выход фильма совпадет со свежей инициативой Заксобрания Санкт-Петербурга вернуть статью о тунеядстве, по которой судили Бродского. А вот попытка создать новый телеязык — целиком их заслуга. Современная документалистика, даже ее лучшие образцы, еще не знала такой кропотливой работы с архивом, в данном случае американским. В этом море эксклюзива можно было захлебнуться: допросы Бродского; история болезни; первый годовой контракт с Мичиганским университетом аж на 12 тысяч долларов; многочисленные свидетельства мучительной борьбы за попытку хоть как-то увидеться с родителями. Но не захлебнулись, отжали главное. Монтаж здесь — не скоросшиватель проходных синхронов, а форма мышления. Образ поэта очищен от мифов и дежурных мемуаристов. Из недежурных особенно примечателен Филипп Бобков.
Бывший могущественный начальник 5-го управления КГБ СССР и в свои 90 лет стоит незыблемой скалой. Говорит презрительно, через губу: «Выгнали и выгнали. Он дрянь человек. Я не видел в нем огромного таланта».
Отдельная тема — женщины Бродского. Их много, они разные, от лукавых венецианок до сдержанных американок. И в этой опасной теме — ни одной фальшивой ноты, ни одного сбоя такта, вкуса, чувства меры. Что особенно ценно, учитывая биографию Картозии. Работал долгое время на НТВ главой праймового вещания, основоположник «Программы максимум», то есть апокалиптической интонации, лихорадочной смены планов, параноидального текста, безграничной желтизны. Легко вообразить, как означенные максималисты распорядились бы (и, несомненно, еще распорядятся) этим бесценным женским царством.
Вообще в цельном, опрятном и очень интересном фильме меня больше других удивило одно обстоятельство — то, как глубоко Картозия чувствует Бродского. Публичное чтение вслух — процесс личный, почти интимный. Он сродни мощному рентгену личности, когда невозможно скрыться за чужими словами. Тут спасает только одно: величие замысла, как говорил юбиляр. Замысел относительно Бродского в фильме, о котором речь, один — чистая, беспримесная и, возможно, безрейтинговая любовь к поэту.
Картозия и Желнов — не пионеры означенного замысла на просторах ТВ. Пионерами стали Елена Якович и Алексей Шишов. Когда они в начале девяностых пустились в авантюру с венецианским вояжем в компании Бродского и Рейна, невозможно было предполагать, что из этого выйдет. Уж очень смутное и непоэтическое время стояло на дворе. А вышли фильмы и документальные циклы «Прогулки с Бродским», «Ниоткуда с любовью», «Возвращение», благодаря которым мы уже более двадцати лет живем в присутствии Бродского, живого, не архивного. Фильмы эти время от времени повторяют в эфире, и сейчас повторяли, но всякий раз стараюсь их смотреть. Не потому что Иосиф Александрович мой поэт, нет, мои — другие. Просто в присутствии Бродского чуть легче дышать.
Картозия с Желновым не отменяют Якович с Шишовым. Они дополняют друг друга и вместе создают уникальный для нынешнего телевидения космос. Любовь пусть даже к одному человеку, особенно в эпоху звенящей ненависти всех ко всем, — это уже немало. Тут главное вовремя остановиться, не переюбилеить. Не превратить Бродского в модный тренд (а такая опасность более чем реальна). Не сделать из него либо ярого либерала, либо закоренелого имперца, ведь третьего в наших широтах не дано. Не называть его именем улицы. Хватит с нас тупика Высоцкого. Мы по производству тупиков уже давно перевыполнили план — на столетие вперед.
Документальный фильм как глоток воздуха.
Самое удивительное в фильме «Бродский не поэт» то, что он вообще вышел в свет. Особенно в день, отмеченный юбилеем Михаила Шолохова (оба нобелевских лауреата родились 24 мая) и праздником славянской письменности. Поэт, придавленный в эфире двумя этими мощными духовными скрепами, был обречен на забвение. Но случился скрежет дисгармонии. Бродский легко обошел Шолохова вместе с письменностью. Фильм о нем стал событием не только этого дня — всего последнего бессобытийного времени.
Каким-то непостижимым образом люди и обстоятельства сошлись в одной точке. Николай Картозия, гендиректор телеканала «Пятница» (в девичестве MTV). Антон Желнов, корреспондент «Дождя». 75-летний Бродский, перпендикулярный сюжету нашего, как, впрочем, и любого другого существования. Первый канал, измученный противостоянием с Украиной. Лучшее воскресное время, традиционно отданное лучшим поэтам от пропаганды. В высшей степени непопулярная задача показать становление человека мира — отсчет фильма начинается с июня 1972-го, когда Иосиф Александрович навсегда уезжает из России.
Одним словом, фильм воспринимается как оппозиционный акт.
Уже сама его география звучит тревожно: Энн-Арбор, Массачусетс, Вашингтон, Нью-Йорк, Венеция, Рим, Стокгольм, Финляндия, Англия. Он оппозиционен не только идеологическому пространству, но и художественному. Причем попадание в идеологический контекст, который морок и мрак, — это уж точно не заслуга авторов. Вряд ли они рассчитывали на то, что выход фильма совпадет со свежей инициативой Заксобрания Санкт-Петербурга вернуть статью о тунеядстве, по которой судили Бродского. А вот попытка создать новый телеязык — целиком их заслуга. Современная документалистика, даже ее лучшие образцы, еще не знала такой кропотливой работы с архивом, в данном случае американским. В этом море эксклюзива можно было захлебнуться: допросы Бродского; история болезни; первый годовой контракт с Мичиганским университетом аж на 12 тысяч долларов; многочисленные свидетельства мучительной борьбы за попытку хоть как-то увидеться с родителями. Но не захлебнулись, отжали главное. Монтаж здесь — не скоросшиватель проходных синхронов, а форма мышления. Образ поэта очищен от мифов и дежурных мемуаристов. Из недежурных особенно примечателен Филипп Бобков.
Бывший могущественный начальник 5-го управления КГБ СССР и в свои 90 лет стоит незыблемой скалой. Говорит презрительно, через губу: «Выгнали и выгнали. Он дрянь человек. Я не видел в нем огромного таланта».
Отдельная тема — женщины Бродского. Их много, они разные, от лукавых венецианок до сдержанных американок. И в этой опасной теме — ни одной фальшивой ноты, ни одного сбоя такта, вкуса, чувства меры. Что особенно ценно, учитывая биографию Картозии. Работал долгое время на НТВ главой праймового вещания, основоположник «Программы максимум», то есть апокалиптической интонации, лихорадочной смены планов, параноидального текста, безграничной желтизны. Легко вообразить, как означенные максималисты распорядились бы (и, несомненно, еще распорядятся) этим бесценным женским царством.
Вообще в цельном, опрятном и очень интересном фильме меня больше других удивило одно обстоятельство — то, как глубоко Картозия чувствует Бродского. Публичное чтение вслух — процесс личный, почти интимный. Он сродни мощному рентгену личности, когда невозможно скрыться за чужими словами. Тут спасает только одно: величие замысла, как говорил юбиляр. Замысел относительно Бродского в фильме, о котором речь, один — чистая, беспримесная и, возможно, безрейтинговая любовь к поэту.
Картозия и Желнов — не пионеры означенного замысла на просторах ТВ. Пионерами стали Елена Якович и Алексей Шишов. Когда они в начале девяностых пустились в авантюру с венецианским вояжем в компании Бродского и Рейна, невозможно было предполагать, что из этого выйдет. Уж очень смутное и непоэтическое время стояло на дворе. А вышли фильмы и документальные циклы «Прогулки с Бродским», «Ниоткуда с любовью», «Возвращение», благодаря которым мы уже более двадцати лет живем в присутствии Бродского, живого, не архивного. Фильмы эти время от времени повторяют в эфире, и сейчас повторяли, но всякий раз стараюсь их смотреть. Не потому что Иосиф Александрович мой поэт, нет, мои — другие. Просто в присутствии Бродского чуть легче дышать.
Картозия с Желновым не отменяют Якович с Шишовым. Они дополняют друг друга и вместе создают уникальный для нынешнего телевидения космос. Любовь пусть даже к одному человеку, особенно в эпоху звенящей ненависти всех ко всем, — это уже немало. Тут главное вовремя остановиться, не переюбилеить. Не превратить Бродского в модный тренд (а такая опасность более чем реальна). Не сделать из него либо ярого либерала, либо закоренелого имперца, ведь третьего в наших широтах не дано. Не называть его именем улицы. Хватит с нас тупика Высоцкого. Мы по производству тупиков уже давно перевыполнили план — на столетие вперед.
